Беседовала Наталья Ремиш журналист, автор подкаста «Ремиш о важном», создатель и сценарист проекта «Просто о важном».
Ксения задала мне в Instagram вопрос: как объяснить пятилетнему ребенку, что малыша, который сейчас живет у мамы в животе, придется отдать. Ксении 26, это ее четвертая беременность, три из них — суррогатное материнство.
Ответить на вопрос Ксении я не смогла. Зато у меня возникло к ней множество вопросов, в первую очередь, как к маме пятилетнего мальчика. Как одного ребенка родить и любить, а второго родить и отдать? И многое стало понятно в этом разговоре.Почему вы решили стать суррогатной матерью?
Потому что мне хотелось подарить людям то же самое, что получила я сама. Я забеременела, когда училась в техникуме. Через некоторое время у меня родился сын, мы стали жить с мамой. Несмотря на отличные отношения, нам всё равно хотелось жить отдельно. Я искала варианты, как это сделать, и в то же время увидела передачу про суррогатное материнство. Я подумала, что смогла бы. С самого начала помню эти моменты: как кормила сына грудью, как смотрела, как он спит, как играет, какие эмоции он мне приносит. Тогда я подумала: «Боже, как же так?! Есть люди, которые не могут иметь детей и для которых единственный выход – это суррогатное материнство». Мне захотелось подарить то же самое какой-то семье, которая этого очень хочет.
Я начала изучать информацию. В интернете ее очень мало. В основном это неприятные статьи про ужасы и торговлю людьми. Потом мне попался форум. Там собираются суррогатные мамы, есть своя этика, обсуждение разных тем.
Я немного почитала и повесила объявление. Мне в этот же день написала биологическая мама, мы начали с ней общаться. Она предложила мне сумму, и я сразу согласилась, потому что этой суммы мне бы хватило для решения моих проблем. Мы договорились, что через неделю они ко мне приедут, и мы пообщаемся.Я очень волновалась. Главные мои опасения касались того, заберут ли они ребенка. У них главный вопрос был, отдам ли я ребенка. Меня также волновало, заберут ли они ребенка, если будет, например, синдром Дауна. Они сказали: «Какой бы ребенок ни родился, что бы с ним ни было, мы его заберем».
Это был первый ребенок?
Наверное, будет неправильно сказать, что программа – это ребенок. Потому что первая моя беременность – это первый мой собственный ребенок, который родился не в программе. Вторая моя беременность – это уже была программа. Начинается от первого дня эко и заканчивается родами. Одна программа – это не всегда один ребенок. Я на первой программе родила двоих — близнецов. У родителей были два эмбриона, замороженных вместе. Для них это была последняя попытка. Они сказали, что если ничего не получится, то они прекращают попытки. Значит, им суждено жить без детей. От этого мне было втройне волнительно после переноса. Я молилась, чтобы получилось, разговаривала с детьми, чтобы они прижились. Девочкам сейчас уже по 3 года.
С родителями первой программы я общаюсь, мама присылает фотографии девочек. Первый раз она мне фотографию прислала, когда мне сделали кесарево, она мне эти два кулечка сфотографировала. Сейчас она мне регулярно, раз в полгода, отправляет фотографии. Первое время у меня было ощущение «Уау, как круто!». Это как знать, что у тебя сестра растет двоюродная. Это так интересно, какие они. Сейчас они почти не меняются, я даже перестала следить за фотографиями. Мне больше интересно, как биомама поживает, как у них вообще семья. И она у меня спрашивает, как я поживаю. Мы с ней делимся мыслями какими-то, чувствами. Не скажу, что как близкие подружки, но мы с ней разговариваем.
Вторая программа – уже другие биологические родители. Там у нас были два попытки. Первый эмбрион прижился, но оказался с патологией.
Когда мы пришли на первый скрининг, у меня был боевой настрой. Я думала, что все эти синдромы никогда меня не коснутся, у меня всегда будут рождаться здоровые дети. Врач на узи немного притихла, меня это насторожило. Я думала, что она сейчас скажет, что есть какая-то проблема, но она решаема, ничего страшного. Она начала говорить, что у малыша есть определенные пороки развития. Я когда показала биомаме результаты узи, она тоже подумала, что проблема решаема, что будут немножко ножки косолапые, ничего страшного. Мы сделали неинвазивные пренатальные тесты, которые ничего не показали. Пришлось делать прокол. У меня то была надежда, что все хорошо, то, с другой стороны, смотрю в интернете: у людей с такими рисками очень редко бывают хорошие исходы. Родители особенно сильно переживали. Из-за онкологии для них это был единственный шанс стать родителями. Какой второй у них был эмбрион замороженный, тоже не было понятно. Пока ждали результаты, я перебирала разные мысли. Например, если у ребенка синдром Дауна, думала, если родители откажутся, то я его, может быть, заберу себе. Читала в интернете, как вообще такие дети развиваются, как мы сможем прожить, чем мы сможем прокормить, нужна реабилитация. Рассматривала всякие варианты. Но потом подумала, что не имею права делать такой выбор. Решила сделать так, как родители захотят.
Обложка книги «_Посмотри на него_» Анны Старобинец
Я не знаю, как бы я пережила, если бы это был мой ребенок. Но знать, что ребенок родится и какая судьба его ждет, – это тоже не легко. В итоге, когда пришел результат, я уже не удивилась, я приняла эту ситуацию, — синдром Эдвардса. Дети с эти синдромом вообще не живут.
Родители не хотели терять время, потому что они и так уже не молодые. Биомама чудом из своих клеток добыла клетку для ЭКО. Если бы она этому ребенку год еще бы посвятила, отдала бы деньги, ей бы снова пришлось копить на суррогатное материнство, ей бы пришлось уже брать донора яйцеклетки. Она решила не тратить время на это, как бы жестко это ни звучало. Она очень переживала, очень плакала, она и у меня просила прощения, хотя я понимаю, что она не виновата.
Потом меня положили в больницу, дали таблетки, и у меня начались схватки. Я до этого читала книгу «Посмотри на него». Я подумала, что мне все-таки надо попрощаться с ребенком, и я на него посмотрела. Мне показалось, что он такой уже красивый, у него такие ушки были, на которых видна была каждая складочка... Его забрали, унесли. С родителями мы попрощались. У нас не было ссор, но и уже не было близости после прерывания. Для биомамы это было очень большое горе и, я думаю, ей не очень хотелось это обсуждать.
Я не знаю, как к этому относился биологический папа, потому что мы с ним не общались. Ну а биомама была замкнута в себе, я пыталась с ней поговорить, но старалась не лезть в душу. На тот момент ей нужно было время, как мне показалось, чтобы это принять и идти дальше.
**Когда приходится делать прерывание, вы получаете деньги?**
Всегда прописывается в договоре сумма за прерывание беременности, либо за выкидыши на ранних сроках. Причем эта сумма не такая уж и большая. Эти деньги нужны, чтобы суррогатная мама восстановила свое здоровье. Беременность — она все равно сказывается. Нужно время, чтобы прийти в себя. Чем больше срок, тем больше нагрузка и тем больше выплата. Ближе к родам почти вся сумма платится, после 37 недель — уже весь гонорар.
**А как программа проходит сейчас?**
Сейчас программа сложная не по здоровью и не из-за ребенка. В первый раз мне так повезло, что с родителями мне удалось наладить контакт. У нас были очень хорошие отношения. Всегда существуют какие-то недопонимания, разногласия. Не могут два разных человека, а три тем более, думать абсолютно одинаково о питании, об образе жизни и т.д. Но в этот раз не получилось с родителями установить контакт, и мне сейчас беременность дается немного тяжелее, чем это было в первый или даже во второй раз.
Суррогатное материнство – это такой процесс, когда люди должны доверять друг другу. Суррогатная мама должна доверять родителям, родители должны доверять суррогатной маме. Без этого никак. Какой бы контроль ни был через агентство, они не могут увидеть все, что происходит круглые сутки: что я ем, как я ем, как я гуляю. Им приходится в любом случае мне доверять эти моменты. Когда людям удается найти общий язык, всегда получается находить какие-то компромиссы, чтобы всем было хорошо и спокойно. Для меня это тоже важно, чтобы родители чувствовали себя спокойно в программе, потому что на мне это тоже отражается.
**Есть ли какие-то особые условия во время беременности?**
Может быть такое, что беременность ведется в одном городе, а родители живут в другом. Бывает такое, но редко, что и родители, и суррогатная мама вообще из одного города, тогда у таких вопросов не возникает. А бывает, что родители просят приехать на весь срок беременности, но я всегда ставлю такие условия, что если я приезжаю, то я беру с собой своего ребенка. С ребенком я не могу надолго расставаться. Когда я приезжала на перенос эмбриона, мы договорились, что я приеду без него. На тот момент моему сыну было 1,5 года. И эти 3 недели без него были очень сложными. Я себя винила, что я его оставила, он еще такой маленький. Я помню, как пошла в магазин и купила ему майки. Я просто разложила их перед собой и ревела. Мне было без него очень тяжело. Я не могу взять и остаться больше, чем на 2 недели, без сына.
**Что происходит на эмоциональном уровне, когда вы рожаете и отдаете потом детей?**
Первый раз я больше переживала не за то, что я детей отдам. Потому что я видела, как их любят, как их мама ждет, как она покупает кроватку, одежду. На душе от этого тепло. Я больше волновалась, что у меня могла быть операция, потому что один ребенок лежал правильно, другой неправильно. В больнице нам сказали, что надо сделать выбор: либо это будут естественные роды, но есть определенные риски, либо это будет кесарево сечение и тогда уже точно все будет нормально. Я плакала. Я не хотела кесарево. Биомама меня поддержала. Она сказала: «Это полностью твой выбор, ты сейчас решаешь, и я тебя в любом случае поддержу». Но мы пошли на операцию. Потом, когда дети родились, мне уже было интересно какие они по весу, здоровы, не здоровы. Для меня всегда было необычно то, как ребенок в матке помещается. Когда я увидела какие они щекастые, какие они большие, я очень удивилась. Я с самого начала не настраивалась, что я этих детей буду воспитывать. Для меня беременность заканчивалась тем, что мы выкупаем долю в квартире и едем к себе домой, живем своей жизнью. Я уже хотела на работу выйти, потому что устала в декрете сидеть. Я мечтала о том, что я буду работать, будем жить в своем жилье. О каких-либо подгузниках я даже и не думала.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Публикация от Harriet Lee-Merrion (@harrietleemerrion) 16 Июл 2020 в 12:03 PDT
**Как потом вы чувствуете себя дома, через неделю, через месяц? Нет ли опасения за этих детей?**
В первую программу меня так оберегали, так обо мне заботились, я настолько привыкла к этому ощущению, что ты важен, что ты нужен, что потом, когда это все закончилось, была пустота. Я не скучала по детям, я не хотела их забрать, ни в коем случае, но у меня как будто какую-то частичку забрали. И я понимаю, что я скучала по биомаме больше, чем по беременности. У меня было кесарево, это было тяжело физически. Но в себя я пришла довольно быстро. Увлеклась ремонтом дома, мебель купили в квартиру, я начала искать работу. Все мысли о том, что обо мне больше никто не заботится, улетучились. Осталось приятное впечатление, что для тех людей, которые меня все девять месяцев оберегали и помогали, этот путь закончен, и наконец-то я смогла сделать то, о чем я думала в самом начале программы. С моей помощью пришли в этот мир дети к родителям, которые их очень хотели и очень их любят. Я видела, какая любовь была, какие переживания, как они волновались на каждом УЗИ, на каждом приеме врача, как они одежду покупали и мебель. И мне кажется биомама для них самая лучшая мама. Я очень горжусь, что я этой женщине помогла стать мамой и этому мужчине стать папой. Как он плакал, когда увидел положительный результат теста!
**Как реагируют знакомые? Вот, была беременна, а теперь нет, где ребенок?**
У меня никогда не было много друзей и знакомых. Новые знакомства я старалась не заводить, ни с кем я не общалась, потому что могли возникнуть вопросы. Я не хотела этих вопросов, я не хотела врать. Все контакты, которые у меня были, я обрубила. Не скажу, что это как-то угнетает, потому что на смену общению в реальном мире пришли суррогатные мамы с форума. Мы всегда общались, всегда поддерживали друг друга. Я могла задать вопросы или пожаловаться, и они всегда помогали. Единственное, мне пришлось сказать маме, но она отнеслась на удивление хорошо. Конечно, у нее были вопросы, и я все объяснила. Когда она сейчас слышит где-то разговоры про суррогатное материнство, она всегда защищает суррогатных мам и очень негодует, когда говорят, что суррогатные мамы предают своих детей. По ней видно, что она искренне приняла это.
Когда уже был большой срок, я уехала к родителям, никто меня не видел. А когда живот был маленький, он прятался под курткой, его было плохо видно. Но были, конечно, люди, с которыми мы общаемся раз в 2 года. И как-то раз, когда я уже родила и даже прошло несколько лет, мы встретились, и они задали мне вопрос: «У тебя же два ребенка?» На что я ответила: «Нет, у меня один». Они что-то у себя в голове подумали, но больше вопросов таких не задавали.
**Как вы выдерживаете столько беременностей: токсикоз и другие сложности?**
Беременность двойней была тяжелая. Мне было 22 года. У меня был очень сильный токсикоз. Я всегда переживала о детях, что они не получат какие-то вещества питательные, которые им нужны для роста. Я старалась что-то есть. Даже легла в больницу, мне прокапали капельницу, стало легче.
Второй раз я не успела понять, потому что только началась беременность, когда мы узнали про синдром Эдвардса. У меня не было токсикоза, я не чувствовала себя беременной, и меня это пугало.
Третья программа идет сейчас, срок 36 недель. Я себя хорошо чувствую. Поесть и поспать хочется больше, но на этом все. У меня было подозрение на гестационный сахарный диабет. Меня посадили на диету. Я не скажу, что я как-то плохо раньше питалась, была обычная домашняя еда, но мне никогда не приходилось отказываться от хлеба, от каши. Для меня это тяжело.
Когда я забеременела сыном, я полюбила его с первой секунды. У меня были мысли: вот это да, вот это чудо, во мне сейчас живет настоящий человек, живой! Когда он родится, у него будут свои мысли, свои чувства, своя жизнь. Не было человека, но всего лишь две клетки соединились, и получился человек, живой. И для меня всегда появление ребенка – настоящее чудо природы. А когда я рожаю детей в программе, для меня это тоже чудо, я восхищаюсь этим, но любви такой почему-то нет, она не пришла. У меня была своя цель, когда я шла в программу. Я свою цель вынашивала, если можно так сказать. Хотя всегда переживала о детях, но это все равно это другие чувства и другие эмоции.
**Как сейчас выглядит ваша беременность? Что знает ваш собственный ребенок? Ждет ли?**
Несмотря на то, что у нас не сложились какие-то теплые доверительные отношения, я изначально знала, что такой вариант тоже возможен. Между родителями и суррогатной мамой устанавливаются чисто деловые отношения, где каждый выполняет свою часть договора. Не каждая биомама, наверное, способна стать другом, хорошим товарищем для своей суррогатной мамы. Поэтому я была к этому готова. Я знаю, что у них за плечами уже больше 10 лет попыток забеременеть. Я знаю, как они живут, что они его всегда обеспечат, они его будут любить. Мы общались очень долго перед программой. Я знаю, что папа очень хочет детей, что он хочет очень много детей, больше пяти. Поэтому не страшно. Я знаю, что это не какие-то там торговцы людьми. Если бы это была какая-то пара из другой страны (такое бывает часто: предлагают иностранные пары пойти в программу), там бы я уже волновалась, уже не пошла бы в программу, если бы не была уверена, что ребенок будет живой, здоровый, и что с ним все будет хорошо.
Мне больше страшно за свое здоровье, как у меня пройдут роды. У меня, к сожалению, опять будет кесарево. Вот только из-за этого мне страшно. Я готова была взять ответственность за ребенка, готова была попробовать самостоятельно родить, но, к сожалению, врачи в моем случае не согласны. Приходится идти на операцию.
И еще хотела бы добавить комментарий, для меня он важный. Я не хотела бы, чтобы по мне судили каждую пару биородителей или сурмаму. Потому что у всех свой путь, и в основном сурмамы, с которыми я общаюсь и которых я знаю, это обычные женщины: бухгалтеры, учителя, воспитатели в детском саду и так далее. Они чаще всего работают в программе, то есть не уходят с работы, как я ушла. И они берут программы, чтобы погасить часть ипотеки. Есть такой слух, что платят баснословные деньги. На самом деле гонорара хватает, чтобы погасить часть ипотеки, и чтобы накопить на первоначальный взнос с этих денег или сделать ремонт. Это никакие там не злые тетки, как многие привыкли думать, которые живут за чужой счет. Там даже жить, на самом деле, на ежемесячное пособие невозможно. Выплачиваются ежемесячно деньги на еду и полностью на эти деньги прожить без работы очень сложно.
Своему ребенку я так все и рассказала. Без подробностей, конечно.
Для меня просто важно знать, что родился, условно, мальчик с весом 3400 кг и ростом 52, полностью здоровый, 9/10 по Апгар. Этого будет достаточно. Иногда я думаю, какой у него характер. По пинкам определяю. Но на этом все.