Фото: Софья Коловская
Cultural Creative Agency и Doha Film Institute запускают новую культурную платформу Qatar Film Days, продюсером которой стал Beat Films. Цель проекта — познакомить российскую публику с кинематографом стран Ближнего Востока и Северной Африки, центром которого в последнее десятилетие стал Катар.
Qatar Film Days — это пять бесплатных онлайн-показов пяти знаковых картин современных режиссеров региона. Первой станет лента одного из самых титулованных палестинских режиссеров Элии Сулеймана «Должно быть, это рай», отмеченная призом ФИПРЕССИ и специальным упоминанием жюри на Каннском кинофестивале. Ее покажут уже 18 декабря.
Фото: Софья Коловская
Специально для Glamour кинокритик Тимур Алиев подготовил рецензию на фильм — публикуем ее ниже.
**«Должно быть, это рай» Элии Сулеймана: Путешествие на край земли и обратно**
Ночь, таинство, фонарь. Торжественная процессия людей в золотистых одеяниях совершает нечто вроде крестного хода по направлению к запертым вратам храма. Епископ в громоздком головном уборе стучится в двери, но ответа нет. Он призывает своих соратников сделать хоть что-нибудь, дабы церемония продолжилась, но из-за закрытых дверей отвечают в духе знаменитого восклицания Гендальфа «Ты не пройдешь». Метафора (одна из многих, что встретятся в этой картине), преисполненная абсурда и иронии, бьет зрителя наотмашь: путь в таинственный, но столь притягательный рай — совсем не дорожка из желтых кирпичей в стране Оз.
Элия Сулейман — кинематографист особого толка. Палестинец родом из Назарета, частый гость и призер Каннского кинофестиваля, он представил последнюю на сегодняшний день картину «Должно быть, это рай» (It Must Be Heaven) все там же, на Лазурном Берегу. Как и в прежних работах режиссера «Божественное вмешательство» и «Оставшееся время», Сулейман снова появится в кадре — на сей раз в роли самого себя, путешествующего по разным странам в поисках финансирования для нового фильма. Место действия будет стремительно меняться. Из родного для Элии Назарета он отправится сначала в Париж, а после в Нью-Йорк и обратно в Назарет.
Абсурд — то, на чем Сулейман, мягко говоря, «собаку съел». Его режиссура — нечто среднее, пограничное между Вуди Алленом и Джафаром Панахи. От первого — формат скетчей и участие в ходе событий, от второго — рефлексия над своими корнями и страной со сложной историей. Но глобально стиль палестинца мало на чей похож. Действию «Должно быть, это рай» присущи обрывистость и колкость. Сулейман не уходит в область фантасмагорий, как это любит делать Рой Андерссон в «О бесконечности». Если шведский кинематографист использует язык кино для превращения фильма в предмет статичного искусства сродни изобразительному, то Сулейман, наследуя одновременно французской новой волне и Чарли Чаплину, преподносит искрометную комедию без диалогов и многослойных подтекстов.
Предметом исследования палестинского режиссера в новой ленте становится поиск дома, а также формулирование, что есть дом для современного человека. Рассматривает этот предмет Сулейман в формате практически полнейшей тишины. Звук в фильме издает лишь окружающая человека среда, а не он сам. Попадая в различные ситуации — как пугающие, так и смешные, — режиссер почти не произносит ни слова. При этом зритель в полной мере может проникнуться атмосферой пространства, в котором находится главный герой, будь это парижское кафе, студия продюсера, аудитория киновуза, где читают лекцию о творчестве, или ускользающий за горизонт Назарет, родной для Сулеймана.
События, окружающие Элию, преисполнены гротеском и чужеродными для восприятия элементами. Режиссер ловко переплетает между собой культурные особенности Ближнего Востока, Европы и Америки, не акцентируя на них особого внимания. Во вселенной фильма люди — это дети мира, играющие на одной детской площадке под названием Земля. Так Сулейман недвусмысленно и иронично выражает свою позицию в отношении миграции, которая из-за известных событий охватила в последние годы большое количество стран Европы.
Тему национальности кинематографист подчеркнет лишь однажды, в разговоре с таксистом. Тот позвонит своей жене и без доли стеснения, в духе «Галочка? Ты сейчас умрешь», заявит: «Представляешь, у меня в такси настоящий палестинец!». Ни одна мышца на лице Сулеймана, сидящего на заднем сидении, не дрогнет: тема национальной идентичности для него — вовсе не повод для шуток. Города, по которым передвигается кинематографист, преимущественно лишены людей. Оператор Софиан Эль Фани («Жизнь Адель», «Бессмертная жизнь Генриетты Лакс») в основном фиксирует пустынные площади и проспекты, оставляя Сулеймана, почти не взаимодействующего с окружающей средой, в центре кадра.
Палестинец, делавший фильм задолго до первых новостей о коронавирусной инфекции, будто предвидел наступление тотального локдауна в городах Европы. Наблюдая за безлюдными кафе и ресторанами, где практически в одиночестве остается персонаж картины, можно предположить, что фильм фиксирует текущую действительность. Красота и грация удачно гармонируют с тишиной и молчанием редких прохожих, способных понимать героя без слов и жестов.
В мире, ритм которого год от года ускряется в геометрической прогрессии, Сулейман позволяет себе неторопливо оглянуться и, по заветам Иоганна Гете, воскликнуть: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!». Его кино — это наиболее точная иллюстрация поговорки «Молчание — золото». Фиксировать торжество абсурда, который нас окружает, режиссер предлагает на веранде парижского кафе, наблюдая за темнокожими дворниками, которые метлой загоняют алюминиевые банки в ливнесток. Или с балкона гостиничного номера, когда мы видим погоню жандармов на моноколесах за человеком с букетом цветов. Кажется, в эти мгновения «Должно быть, это рай» окончательно превращается в изящную комедию наблюдения, а Элиа Сулейман — в Бэнкси мирового кинематографа.